Много великих скорбей понес отец Герман и от бесов. Это он сам открыл своему ученику Герасиму, когда тот, войдя к нему в келию без обычной молитвы, на все вопросы свои не получил ответа и на другой день спросил его о причине вчерашнего молчания. «Когда я пришел на этот остров и поселился в этой пустыне, — отвечал ему тогда отец Герман, — много раз бесы приходили ко мне как будто для надобностей то в виде человеческом, то в виде зверей, тогда я много потерпел от них и разных скорбей, и искушений, поэтому-то я теперь и не говорю с теми, кто войдет ко мне без молитвы».

Посвятив себя совершенно на служение Господу, ревнуя единственно о прославлении Его Всесвятого Имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проведя в высоких подвигах самоотвержения, отец Герман был сподоблен от Господа многих благодатных даров.

Среди Елового острова по горе сбегает ручей, устье которого всегда покрыто бурунами. Весной, когда появлялась речная рыба, старец отгребал песок из устья, чтобы можно было пройти рыбе, и рвущаяся на нерест рыба устремлялась в реку. Сушеною рыбою кормил отец Герман птиц, и они во множестве обитали около его келий. Под келией у него жили горностаи. Этот маленький зверек, когда ощенится, недоступен, а отец Герман кормил его из рук. «Не чудо ли это мы видели?» — говорил его ученик Игнатий. Видели также, что отец Герман кормил медведей. Со смертью старца и птицы, и звери удалились, даже род его не давал никакого урожая, если кто самовольно держал его, утверждал Игнатий.

Однажды на Еловом острове сделалось наводнение. Жители в испуге прибежали к старцу, тогда он взял из дома своих воспитанников икону Божией Матери, вынес ее, поставил на мели (лайде) и стал молиться. По окончании молитвы, обратившись к присутствующим, сказал: «Не бойтесь, далее места, где стоит святая икона, не пойдет вода». Исполнилось слово старца. Затем, обещая такую же помощь от святой иконы и на будущее время заступлением Пренепорочной Владычицы, поручил он ученице своей Софье в случае наводнения ставить икону на лайду. Икона эта хранится на острове.

Барон Ф. П. Врангель по просьбе старца писал под его диктовку письмо одному из митрополитов (имя его осталось неизвестно). Когда письмо было окончено и прочитано, старец поздравил барона с чином адмирала. Изумился барон: это для него была новость, которая действительно подтвердилась только через долгое время, при выезде его в Петербург.

Жаль мне тебя, любезный кум, — говорил отец Герман правителю Кашеварову, у которого он принимал от купели сына, — жаль, смена тебе будет неприятная!» Года через два Кашеваров был связан во время смены и отправлен на остров Ситху.

За год до получения в Кадьяке известий о смерти высокопреос-вященного митрополита (имя его неизвестно), отец Герман говорил алеутам, что их большой духовный начальник скончался.

«Часто говорил старец, что в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал, — рассказывал преосвященный Петр, — но пророчество это в свое время сбылось».

«После смерти моей, — говорил отец Герман, — будет повальная болезнь, и умрет от нее много людей, и русские объединят алеутов».

Действительно, кажется через полгода по его кончине, было оспенное поветрие, смертность от которого в Америке была порази-тельная: в некоторых селениях оставалось в живых только по несколько человек. Это побудило колониальное начальство объединить алеутов. Тогда из двадцати алеутских селений образовалось семь.

«Хотя и много времени пройдет после моей смерти, — говорил отец Герман, — но меня не забудут, и место жительство моего не будет пусто. Подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, и Еловый не будет без людей».

«Миленький, — спрашивал отец Герман креола Константина, когда тому было не более двенадцати лет от роду, — как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется ли втуне?» «Не знаю, апа», — отвечал малютка. «Я, действительно, — говорил Константин, — не понял тогда вопроса, хотя весь разговор со старцем живо запечатлелся в моей памяти». Старец же, несколько помолчав, сказал: «Дитя мое, помни, что на этом месте со временем будет монастырь».

«Пройдет тридцать лет после моей смерти, все живущии теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жив и будешь стар и беден, и тогда вспомнят меня», — говорил отец Герман ученику своему, алеуту Игнатию Алиг-яге.

«Когда я умру, — говорил старец своим ученикам, — вы похороните меня рядом с отцом Иоасафом. Моего быка убейте; мне довольно послужил. Похороните же меня одни и не сказывайте о моей смерти в гавань: гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его: не дождетесь. Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте в мантию, ее воскрылиями и клобуком покройте мое лицо и голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив на землю, покройте меня бывшим моим одеялом».