Главная | Карта сайта | Библиотека |
Благоверный царь Николай Александрович и его семья (1918)
Страница 8
Как
же жить, если нет надежды? Надо быть бодрым, и тогда Господь даст душевный мир.
Больно, досадно, обидно, стыдно, страдаешь, все болит, исколото, но тишина на
душе, спокойная вера и любовь к Богу, Который Своих не
оставит и молитвы усердных услышит и помилует и спасет...
...Сколько
еще времени будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема внешними и
внутренними врагами? Кажется иногда, что больше терпеть нет сил, даже не
знаешь, на что надеяться, чего желать? А все-таки никто как Бог! Да будет воля
Его святая!»
Утешение
и кротость в перенесении скорбей Царственным узникам дают молитва, чтение
духовных книг, богослужение, Причащение: «...Господь Бог дал неожиданную радость
и утешение, допустив нас приобщиться Святых Христовых Тайн, для очищения грехов
и жизни вечной. Светлое ликование и любовь наполняют душу».
В
страданиях и испытаниях умножается духовное ведение, познание себя, своей души.
Устремленность к жизни вечной помогает переносить страдания и дает великое
утешение: «...Все, что люблю, — страдает, счета нет всей грязи и страданиям, а
Господь не допускает уныния: Он охраняет от отчаяния, дает силу, уверенность в светлое будущее еще на этом свете».
В
марте стало известно, что в Бресте был заключен сепаратный мир с Германией.
Государь не скрывал к нему своего отношения: «Это такой позор для России и это
«равносильно самоубийству». Когда прошел слух, что немцы требуют от большевиков
выдачи им Царской семьи, Императрица заявила: «Предпочитаю умереть в России,
нежели быть спасенной немцами». Первый большевистский отряд прибыл в Тобольск
во вторник 22 апреля. Комиссар Яковлев осматривает дом, знакомится с узниками. Через несколько дней он сообщает,
что должен увезти Государя, уверяя, что ничего плохого с ним не случится.
Предполагая, что его хотят отправить в Москву для подписания сепаратного мира с
Германией, Государь, которого ни при каких обстоятельствах не покидало высокое
душевное благородство (вспомним Послание пророка Иеремии: царь, показуяй свое мужество — Посл. Иер.
1, 58), твердо сказал: «Я лучше дам отрезать себе руку, чем подпишу этот
позорный договор».
Наследник
в это время был болен, и везти его было невозможно. Несмотря на страх за
больного сына, Государыня принимает решение следовать за супругом; с ними
отправилась и Великая княжна Мария Николаевна. Только 7 мая члены семьи,
оставшиеся в Тобольске, получили известие из Екатеринбурга: Государь,
Государыня и Мария Николаевна заключены в дом
Ипатьева. Когда здоровье Наследника поправилось, остальные члены Царской семьи
из Тобольска были также доставлены в Екатеринбург и заточены в том же доме, но
большинство лиц, приближенных к семье, к ним допущено не было.
О
екатеринбургском периоде заточения Царской семьи свидетельств осталось гораздо
меньше. Почти нет писем. В основном этот период известен лишь по кратким
записям в дневнике Императора и показаниям свидетелей по делу об убийстве
Царской семьи. Особенно ценным представляется свидетельство протоиерея Иоанна Сторожева, совершавшего последние богослужения в Ипатьевском доме. Отец Иоанн служил там дважды в воскресные
дни обедницу; в первый раз это было 20 мая (2 июня)
1918 года: «...диакон говорил прошения ектений, а я пел. Мне подпевали два
женских голоса (думается, Татьяна Николаевна и еще кто-то из них), порой низким
басом и Николай Александрович... Молились очень усердно...»
«Николай
Александрович был одет в гимнастерку защитного цвета, таких же брюках, при высоких сапогах. На груди у него офицерский
Георгиевский крест. Погон не было... [Он] произвел на меня впечатление своей
твердой походкой, своим спокойствием и особенно своей манерой пристально и
твердо смотреть в глаза...» — писал отец Иоанн.
Сохранилось
немало портретов членов Царской семьи — от прекрасных портретов А. Н. Серова до
поздних, сделанных уже в заточении, фотографий. По ним можно составить
представление о внешности Государя, Императрицы, Цесаревича и Княжон — но в
описаниях многих лиц, видевших их при жизни, особое внимание обычно уделяется
глазам. «Он смотрел на меня такими живыми глазами...» — говорил о Наследнике
отец Иоанн Сторожев. Наверное, наиболее точно можно передать это впечатление
словами Премудрого Соломона: «В светлом взоре царя — жизнь, и благоволение его
— как облако с поздним дождем...» В церковнославянском тексте это звучит еще
выразительнее: «во свете жизни сын царев» (Притч. 16,
15).
Условия
жизни в «доме особого назначения» были гораздо тяжелее, чем в Тобольске. Стража
состояла из 12-ти солдат, которые жили в непосредственной близости от узников,
ели с ними за одним столом. Комиссар Авдеев, закоренелый пьяница,
ежедневно изощрялся вместе со своими подчиненными в измышлении новых унижений
для заключенных. Приходилось мириться с лишениями, переносить издевательства и
подчиняться требованиям этих грубых людей — в числе охранников были бывшие
уголовные преступники. Как только Государь и Государыня прибыли в дом Ипатьева,
их подвергли унизительному и грубому обыску. Спать Царской чете и Княжнам
приходилось на полу, без кроватей. Во время обеда семье, состоящей из семи
человек, давали всего пять ложек; сидящие за этим же столом охранники курили,
нагло выпуская дым в лицо узникам, грубо отбирали у них еду.